Бастиа Фредерик.
Экономические софизмы. М., 2010. 410 с.

Может ли сегодня привлечь внимание книга, написанная автором, который родился более двух столетий назад? Способны ли сохранить свою актуальность экономические софизмы, созданные французским экономистом XIX века Фредериком Бастиа? Вопросы правомерны, потому что мировой кризис преобразил экономическую мысль и радикально, по-новому аранжировал традиционные хозяйственные проблемы? Рецензируемая книга во многом злободневна и свидетельствует о том, что глубокое постижение экономических вопросов вовсе не является неоспоримой привилегией современного сознания.
Фредерик Бастиа (1801–1850) — французский экономист, блестящий публицист, отстаивающий частную собственность, свободные рынки и ограниченное правительство. В своих произведениях он дал непревзойденную критику протекционистских заблуждений. Бастиа был непримирим, когда речь шла об ограждении национальной экономики от иностранной конкуренции. Автор демонстрирует всю абсурдность проекционистской логики с точки зрения простого здравого смысла. Но в условиях мирового кризиса, когда мир буквально опутан разносторонними экономическими связями, у политиков нередко возникает желание соорудить «зону отчуждения», чтобы не заразиться чужим, пугающим хозяйственным вирусом. Можно подумать, тема давняя, ушедшая. Но ведь об опасности протекционизма говорит сегодня и президент Д.А.Медведев.
Недаром Бастиа называет софизмом ложное, по существу, умозаключение, формально кажущееся правильным, основанном на преднамеренном, сознательном нарушении правил логики. С присущим автору сатирическим даром он пишет, что всякий софизм есть предвестник грабежа. Он пишет о том, что кто не изучал вопроса о свободной торговле, того беспрестанно смущают различные софизмы покровительства. Поэтому софизмы требуют тщательного разбора.
Сегодня, к примеру, все полны энтузиазма в связи с грохочущим потоком перемен. Новые технологии грозят опрокинуть прежние социальные институты, обеспечить сдвиг ценностей, принести благосостояние. Но ведь многие люди оказываются заложниками прогресса. Они теряют прежнюю профессию, оказываются невостребованными, не могут приспособиться к новой реальности. Однако из этого не следует, что нужно противостоять модернизации. Вот именно об этом и написана книга.
«Что лучше для отдельного человека и для общества: обилие или недостаток?» — спрашивает Ф. Батиа (с. 7). Логика подсказывает, что когда какого-нибудь товара много, он продается дешевле. Следовательно, изобилие разоряет общество. Если все производители будут в таком положении, то все будут бедствовать. «Возьмем любого производителя: в чем состоит его непосредственная выгода? Во-первых, чтобы как можно меньшее число людей занимались тем же промыслом, каким занимается он; во-вторых, чтобы как больше людей нуждалось в продукции его труда; или, как выражает это гораздо короче политическая экономия: чтобы предложение товаров было мало, а спрос велик; или, другими словами: ограниченное соперничество производителей, неограниченный рынок для сбыта товаров» (с. 14–15).
Но ведь главный слоган современных дней: как можно больше товаров, провоцирующих потребительские вожделения людей. Сегодня мы больше всего боимся нехватки товаров. Пусть их будет как можно больше! Но ведь именно эта экономическая установка и породила мировой кризис. Сегодня многие философы и экономисты полагают, что именно изобилие вызывает несоответствие между фиктивной и реальной экономикой. Единственная реальность — безудержный орбитальный кругооборот капитала, который вроде бы не повлечет за собой существенного нарушения равновесия в реальной экономике. Однако сфера спекулятивных оборотных капиталов уже настолько автономна, что сами ее конвульсии не оставляют никаких следов.
В наши дни политическая экономия кончается на наших глазах, превращаясь в трансэкономику спекуляции. Она забавляется своей собственной логикой — закон стоимости, законы рынка, производство, прибавочная стоимость, классическая логика капитала. Но это чистая игра с изменчивыми и произвольными правилами, катастрофическая игра.
Сверхизобилие, несомненно, опасно. Но можно ли видеть панацею от всех бед в недостатке товаров? По этому поводу Ж. Батиа пишет: «Лучше ли питается народ при действии наших законов, когда у нас мало хлеба, мяса или сахара? Лучше ли он одет, когда мало пряжи, холста и сукон? Теплее ли его жилище, когда мало каменного угля? Облегчаются ли его работы тем, что у него мало железа, меди, орудий и машин?» (с. 18)
Батиа отмечает, что экономическая жизнь — это вечное преодоление препятствий. Плохо, если государственные деятели, натолкнувшись на преграды, пасуют и начинают впадать в ретроградство. Труд человеческий — это не цель, а средство. Он никогда не останется без употребления. Если не существует одного препятствия, он займется уничтожением другого, и общество освободится от двух препятствий. Если кто-то скажет: человеческий труд не найдет занятий, то такому человеку придется доказать, что человечество перестанет встречать препятствия. Вообще говоря, промышленность есть усилие, сопровождаемое результатом.
Но чем измеряется наше благосостояние, наше богатство? Результатом ли усилия или самим усилием? Всегда ли существует зависимость между сделанным усилием и его результатом? Состоит ли успех в относительном возрастании второго или первого? Согласно Бастиа, оба мнения находят защитников в экономической теории. Некоторые считают, что богатство есть лишь следствие труда. Оно увеличивается по мере того, как возрастают результаты одинакового усилия. Но другие экономисты убеждены в том, что усилие само по себе и составляет, и измеряет богатство. Совершенствование должно состоять в возрастании усилия в отношении к результату. Примером такого совершенства может служить вечное и вместе с тем бесплодное усилие Сизифа.
Если говорить о первой позиции, то сторонники ее признают полезным все то, что способствует уменьшению труда и увеличению объема производства: мощные машины и технологии, умножающие силы человека; обмен, дающий возможность извлекать наибольшую выгоду из природных ресурсов, неравномерно распределенных по поверхности земли; разум, делающий открытия; опыт, подтверждающий гипотезы: конкуренция, стимулирующая производство. «Второе же так же последовательно желает всего, что увеличивает труд и в то же время уменьшает количество продукции: привилегии, монополии, ограничения, уничтожение машин, бесплодие и пр.» (с. 25).
Не менее актуальными оказываются также мысли Ф. Бастиа о богатстве. Речь у него идет не о роскоши немногих, а довольстве, благосостоянии, достоинстве всех людей. Словно прозревая современную рейдерскую практику, французский экономист отмечает, что есть два способа добывать средства, необходимые для сохранения, украшения и улучшения жизни: производство и грабеж. Последнее практикуется в слишком обширных масштабах. В соответствии с лексикой того времени, Ф.Бастиа называет главу «Физиология грабежа». По мнению французского экономиста, когда грабеж становится образом жизни группы людей, совместно живущих в обществе, то со временем они создают легализующую его правовую систему и прославляющий его нравственный кодекс. Стоит прислушаться к суждению Ф.Бастиа — есть провиденциальный закон: когда грабеж перемещает богатство из одних рук в другие, значительная часть богатства утрачивается, уничтожается.
С этой точки зрения французский экономист оценивает монополию как один из видов грабежа. Очень хотелось бы и нам, людям XXI века, такой конкретной экономической оценки. Поучительно, что Ф.Бастиа выступает как носитель нравственных представлений. В условиях, когда капитализм превращается в вороватый, пронырливый, жестокий, не грех вспомнить некоторые нравственные постулаты, без которых экономика никогда не будет продуктивной. Французский экономист замечает: скажите мне, что делал Цезарь, и я определю характер римлян его времени.
Сегодня в экономической литературе немало пишут о понятии агональности. Среди проблем экономического характера особое значение занимает механизм конкуренции, которой пронизана определенная часть нашей повседневной жизни. Многие исследователи называют древнегреческую культуру агональной. В экономической культуре Нового времени наиболее ярко проявлялась конкуренция, но данный механизм несет в себе несколько иное значение по сравнению с агонистикой. Агонистика и конкуренция направлены на одну и ту же цель — победу любой ценой, но античная агонистика была направлена на самоутверждение личности, личное достоинство, в то время как конкуренция предполагала «выживание» соперника из экономической сферы.
Ф.Бастиа справедливо отмечает, что промышленную конкуренцию изображают обычно в виде конфликта. Он предлагает изгнать из политической экономии все выражения, заимствованные из военного словаря: бороться на равных условиях, победить, подавить, задушить, потерпеть поражение, вторжение, дань (с. 373). Логика экономической жизни предполагает состязание, в ходе которого сильные поддерживают слабого. В наши дни человечество начинает понимать смысл такой конкуренции.

Эльвира Спирова